11 августа 1926. Среда
Как-то сложно писать о том, что было, о внешних фактах, еще труднее — о фактах внутренних, кот<орые> почти и не заметны. Из внешних фактов что же? Банкет, разговор с Мамочкой, гости, и суббота, и воскресенье, а там опять новая серая страница.
Банкет Института. Очень хорошо и весело. И официальная часть, и неофициальная. Ну просто — лучше некуда, и не хотелось уходить. А остаться ночевать — не предупредила Мамочку. Нельзя. Несколько раз порывалась уходить, все возвращалась, обещали доставить к последнему поезду. Шумной оравой бродили, искали такси. Так же шумно доехали. Настроение было такое, что хотели было все ехать в Севр и прогулять ночь напролет, да Лиля запротестовала. А жаль. Поехал один Монашев, как я не протестовала. Жалко стало: «Ну, поезжай!» Вздыхал всю дорогу, смотрел влюбленными глазами, я еле отвечала на вопросы. Вот — суббота.
Воскресенье. С утра — крупный разговор с Мамочкой: «Мне было очень непонятно, когда я узнала, что ты с Монашевым на „ты“. До такой степени унижать себя! Мне просто жал ко тебя. Сегодня — „ты“, завтра — по плечу похлопает, потом дальше!» Я обиделась, ушла в свою комнату и молчала, сказала, что так меня еще никто не оскорблял, что она видит меня черт знает в каком виде, и потом долго ревела и не могла успокоиться. По-видимому, Мамочка сама поняла, что наговорила лишнего, начала смягчать: «Ну да, если не с одним Монашевым, это другое дело…» Но я даже успокоиться не могла. И как раз вышло так, что все они трое через несколько часов приехали ко мне. И очень понравились Мамочке, т. е. Аристов и Шемахин. Долго мы потом говорили с ней, какие они славные; и уж нельзя сказать про них, что пошляки; и наши отношения нравятся и т. д. Может быть, это было последствием этого разговора, а может быть, и так, что именно последствием этого посещения было то, что Мамочка молчаливо взяла свои слова обратно. Как бы то ни было, но это очень хорошо.
Мы вчетвером ходили в парк, потом они сидели вечер у нас. Следствием этого дня было то, что я стала много думать о Косте, что он мне стал очень близок и дорог.
20 августа 1926. Пятница
То воскресенье было замечательно. Весь день у меня была веселая компания, гуляли в парке, вечером валялись на траве у нас в саду, а ночью бродили по городу из одного бистро в другое. Вытащить меня стоило нескольких усилий и даже слез… Вообще, было хорошо, я довольна. Только Шемахин заболел, у нас ему все нездоровилось, так что, когда пошли в сад, его уложили на мою кровать, и он спал. Потом мы все оравой провожали его домой. Было хорошо, только Костя был злой — ему не хотелось ехать: 1) он уже вторую ночь гуляет, а назавтра — пикник; 2) боялся за меня, шел все время с Левой, оставил меня на попечении Монашева; 3) ревновал к Шемахину. Это, наконец, и меня разозлило, и во вторую половину ночи я была злая. Прошли пешком от place d’ltalie почти до Grandes Boulevards[507]. Интересно. Видели апашей[508], настоящих, живых, а не кукольных, кот<орых> я делаю. Вообще, занятно. В кафе (3-ем по счету) все осовели, раскисли, проголодались и пили кофе с сандвичами. Вина я так и не пила, боялась, что совсем усну. Часам к 5-ти разошлись. А когда в 5 вышли из кафе, настроение резко переменилось. Светало. Париж просыпался. Шныряли почтальоны. Закрывались ночные кабачки. Оживление около Hailes[509]. А на Сене такая поэзия, что мне и не передать. На темной-темной воде отражаются мосты. Мы с Костей забежали вперед, оба были довольны, неудачные часы в кафе сгладились впечатлениями утра. Я уверена, что это утро я никогда не забуду. На St-Michel в только что открытом кафе пили кофе со свежими круасанами, разгорелся политический спор между Левой и Карповым. Просидели до 7-ми, и когда открыли Люксембургский сад, пошли туда. Новая красота. Яркое солнце, яркие цвета, фонтаны… В 8 разъехались. Ехать домой мне не хотелось. А дома как-то все обошлось благополучно. Не совсем: возвращаясь, я взвесилась — 62,100 <кг>, т. е. на 600 <гр> меньше, чем неделю назад. Я сказала, что аптека закрыта. Ой, мне даже самой как-то страшно стало.
С самого вторника жду Костю. Он чудит, боится, что мешает дома, хотел даже совсем не приходить эту неделю. Я уж его всячески старалась убедить, что не только не мешает, но и необходим. Мне, по крайней мере.
23 августа 1926. Понедельник
То, что было вчера.
Все, что надо: парк, луна, вечер, поцелуи. Иногда мне кажется, что все это гадко, что я его не люблю, но тогда зачем бы все это. Он искренен, и я несколько раз повторяла ему, что верю ему. Больше, чем самой себе. Вероятно — люблю, во всяком случае, мне страшно подумать, что я могу его потерять. Не знаю, что будет дальше. Вчера, когда мы так сидели, был момент, когда мне показалось, что моей любви и всему хорошему чувству последнего времени наступил конец. Недаром я сказала:
Эту легкость, эту боль и веру,Господи, спаси и сохрани!
Чувствовала, что это дорогое легко утерять. Я сказала вслух: «Вот и конец». — «Почему конец?» — «Тебе кажется — нет?» — «Только начало». — «Дай Бог!»
Что будет дальше? «Полная любовь», — как сказал Костя. Я говорила, что боюсь. «Чего?» — «И тебя, и себя, и жизни, и любви». Он только крепче обнял меня и поцеловал… «Милая, славная девочка!» «Что ты сделаешь с этой славной девочкой?» — «Ничего страшного…»
Господи, неужто же правда — у меня начинается новая жизнь?
30 августа 1926. Понедельник
В семье происходит такое, что надо в корне изменить всю жизнь. Вчерашнее утро осталось в памяти, как какой-то кошмар. Слезы, истерические выкрики. Из-за чего началось — даже и не знаю. С того, что я собралась ехать в город, а накануне не рассказала о том, где была, что видела, с кем говорила и т. д. Все это было спрошено в такой форме, что я рассердилась и сказала, что «не обязана отдавать отчет». — «Нет, обязана!» — «Ах, так?! Тогда я ничего не скажу!» Мамочка уже не владела собой. «Пока ты живешь с нами, ты обязана!» — «В таком случае я не буду жить с вами». А тут еще на беду телятины купила больше, чем надо («заставь дурака Богу молиться…»). «Она с ума сошла! Где-то витает, где ее мысли?» Я выскочила из дому как угорелая и решила до ночи не возвращаться. Накануне я уговорилась с Карповым встретиться в церкви, и потом предполагали ехать ко мне. Аристов тоже хотел быть в церкви. Встретила их обоих. И Аврамовых — обоих. Во втором часу пошли посидели в кафе, посадили Аврамовых на трамвай, а сами поехали на метро к «Julien»’y обедать. Оттуда пошли на rue de Varenne, и Карпов отправился на собрание РДО.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});